Исторические уроки Смуты.
Смутное время – так еще современники называли жестокую и страшную гражданскую войну, полыхавшую более 10 лет в России.
Почему же именно на рубеже XVI-XVII веков страну постигло это испытание?
Век XVI запомнился пятидесятилетним царствованием Ивана Грозного. Вступив на престол младенцем, он умер в сущности еще не старым – 54 года, но отсвет его тяжкого правления до сих пор падает на последующие эпохи. К середине века Россия и ее господствующие социальные группы накопили много сил, позволивших провести важные реформы государственного управления – земскую (местное самоуправление), губную (по борьбе с уголовной преступностью), упорядочили денежное обращение. При юном Иване его мудрые советники – митрополит Макарий, протопоп Сильвестр, Алексей Адашев и другие – продолжили реформы – создали Государев разряд и Государев родословец, упорядочив тем самым службу дворян, возникло регулярное стрелецкое войско. Казанское и Астраханское ханства были уничтожены и присоединены к России, появилось книгопечатание, наконец великий князь принял царский титул, поставивший его вровень с основными зарубежными монархами. Однако борьба группировок при дворе привела к тому, что Иван стал тяготиться опекой советников, полагая, что общее развитие страны и рост его могущества идут слишком медленно. Постепенно царь, от природы наделенный как весьма большими талантами, так и жестокостью, и почитавший себя поставленным Богом даже не над подданными, а над рабами – «холопами», стал пытаться «подстегнуть» движение страны, но не развитием торговли, ремесла, просвещения, как делали некоторые его современники в Европе и Азии, а путем завоевательных войн. Развязанная царем многолетняя Ливонская война, не преследовавшая особых хозяйственных целей (товара из России вывозилось немного, а хлебная торговля почти не начиналась), но ставившая целью получить в собственность балтийские порты для дарового пользования таможенными доходами, привела к конфликту с основными североевропейскими державами – Польско-литовским государством, Швецией, даже дружественной Данией, и закончилась полным крахом. Крымские набеги продолжали разорять страну, сжигая дотла города, включая столицу, убивая и уводя в рабство десятки тысяч жителей страны. Пытаясь укрепить свою власть, царь развязал террор, жертвами которого стала часть правящей элиты. Это, вкупе с ловкими демагогическими ходами – «обращениями к народу», дало ему популярность, существующую по сей день. В реальности вместе с боярами и их семьями погибали многие сотни их крестьян и других зависимых от них людей, но их никто не считал и об этом никто не помнит. Разделив страну на Опричнину и Земщину, царь пытался спрятаться от мнимых врагов внутри своего «удела»… Как вражеская земля, был разгромлен Великий Новгород, «культурная столица» тогдашней Руси. Итог царствования был печален. Страна потеряла часть западных земель, а главное – разрушено было хозяйство, поскольку сильные и влиятельные феодалы не просто грабили и разоряли села слабейших или попавших в опалу, но угоняли к себе крестьян, основное богатство в малонаселенной и бедной рабочей силой тогда России. Их насильно «свозили» опричники и иные «сильные люди», сопротивлявшихся убивали. Затем в опалу попадал новый владелец, их гнали на другие земли, многие гибли или разбегались по дороге. Огромная часть ранее процветавших земель запустела к 1580-м годам, о чем деловито сообщают писцовые книги – официальные документы земельного кадастра того времени.
Тяжелое наследство пришлось на долю преемников царя Ивана – его сына Федора Ивановича и Бориса Годунова. Несмотря на спокойные годы их правления, кризис все же разразился. Причин было несколько.
Неурожаи 1601-1603 годов привели к массовому голоду, а царю Борису не удалось организовать распределение хлеба. Чудовищная коррупция при раздаче хлеба, отказ крупнейших феодалов, даже монастырей и патриархии, поделиться своими запасами, привела к голоду и массовому возмущению. Крестьяне мерли от голода в городах, куда приходили за помощью, а их поля не обрабатывались, предвещая голод и на следующий год.
В этой обстановке появляется новая массовая группа недовольных – боевые холопы. Каждый служилый человек обязан был, пропорционально своему поместному «окладу» идти в войско с несколькими воинами, богатые же и знатные содержали десятки и сотни таких вассалов, набиравшихся из казаков, безземельных дворян и «всяких людей». В условиях кризиса многие феодалы распустили свои отряды, и эти люди, умевшие только воевать, оказались без средств к существованию и стали сбиваться в разбойные шайки и целые армии.
И среди этой возбужденной и отчаявшейся массы созрели настроения, неслыханные ранее на Руси. Возникли сомнения в праведности и истинности самого государя! Страна пережила шок, когда умер последний Рюрикович Московского дома – царь Федор. Никогда на Руси не менялись династии, Московская Русь, да впрочем и все постепенно слившиеся с нею княжества правились государями одного «корени» – и их младшие родственники составляли круг вельмож, и слуги этих вельмож, и слуги слуг – из поколения в поколение, от дедов-прадедов служили, в строгой иерархии, своему главе – Богом данному государю. И пресечение династии вроде бы невозможно, или равносильно гибели отечества. А если такое произошло, значит Бог наказывает «всех нас».
Когда же бояре из Москвы оповестили, что избрали царем кого-то – то есть слугу царского – то соблазн стал еще сильнее. Как это – «выбрали», разве не Бог посылает царя? Попы объясняли путано, что де в библейские времена Давида, тоже не царского рода, помазали-де на царство, но мало кто это понимал. Борис Федорович Годунов, государь мудрый и опытный, видимо все же не воспринимался как истинный помазанник Божий.
И плодились слухи, что есть где-то истинный царь, и как только некто назвался царевичем Димитрием – страна облегченно вздохнула и поверила. Похоже, Лжедимитрий I тоже верил в свою истинность, иначе бы все время копировал поведение прежних царей, а тут, считая себя полностью вправе, нарушал этикет, стремился к переменам в быту и нравах, как впоследствии юный Петр. Поддержали его первоначально чуть ли не все слои общества. Костяк его войска составили вольные казаки – новая политическая сила, сформировавшаяся из бывших военных боярских холопов, разоренных крестьян, обнищавших провинциальных дворян. Польские магнаты только помогли оружием и деньгами, их военное присутствие было незначительно. Наиболее здравомыслящие политики – канцлер Я. Замойский, польный гетман С. Жолкевский решительно протестовали против втягивания своей станы в авантюру чужой междоусобицы, однако Сигизмунд III, по рождению швед, плохо знавший реалии Руси и Литвы, был увлечен планами окатоличивания и колонизации огромного соседа, слепо доверяя принявшему католичество «царевичу» и старому проходимцу Юрию Мнишку. Но решительно поддержали претендента и иные силы – недовольны Годуновым были и высшие и средние чины Государева двора – аристократия – члены Боярской думы, московские чины, городовое дворянство.
Все рассчитывали на милость Димитрия, «законного» монарха, новые пожалования, ослабление тягот службы и налогового бремени. Однако новый царь не оправдал ожиданий ни своих польско-литовских союзников, тотчас заявив о своем равенстве с королем, ни собственной олигархии, так же поставив ее на место, ни военно-служилой массы, оказавшейся перед перспективой замышлявшегося новым царем грандиозного и невероятно тяжелого похода на Крымское ханство, ни вольного казачества.
Поэтому когда боярство, изначально не верившее в его «истинность», организовало переворот, дезориентированные жители Москвы его не защитили. Нового царя опять, как Бориса Годунова, «избрали», но Василий Шуйский, будучи представителем правящего дома, потомком князей Суздальских, он имел право старшинства. Опытнейший придворный интриган, он, проявив чудеса изворотливости для достижения трона, оказался мелок для большой государственной политики. Если при воцарении первого Лжедимитрия составился альянс низов дворянства, «вольных казаков», боярской олигархии, то при его низложении он раскололся. Боярство, высшее духовенство и городовые служилые люди приняли кандидатуру Шуйского, а обойдены оказались казачество, северские и южные служилые люди.
Последние при поддержке авантюристических польско-литовских кругов, состоящих в основном из оппозиционно настроенных к королю Сигизмунду III шляхеских группировок, запорожских казаков и пр. выдвинули Лжедимитрия II, имя которого опять сплотило значительную часть населения страны, особенно простонародья, по-прежнему надеявшегося на приход «истинного» государя. Однако элита общества, более компетентная и уже лишенная иллюзий, разделилась чисто политически. В стране возникли две столицы – Москва и подмосковное село Тушино. Там и там были царь, патриарх, боярская дума, приказы, дьяческий аппарат, войска из служилых людей, получавших поместья, вольных казаков и наемных иноземцев. Те и другие собирали налоги, назначали воевод в города в зависимости от перехода территорий от одного царя к другому. Царство «Тушинского вора» временами охватывало большую часть Европейской России, часто региональные воеводы присягали то одному, то другому, а в регионах подальше и посильнее (Рязань, Нижний Новгород, Казань) – просто вели самостоятельную политику.
Знатные и влиятельные аристократические кланы стремились заручиться поддержкой в обоих лагерях, многие представители княжеских и боярских родов уезжали в Тушино, где получали высокие чины и важные должности, становясь боярами, окольничими, думными дворянами, что было бы для них почти невозможно в жестко регулируемом системой местничества государственном аппарате Москвы. Правда, им приходилось мириться с более демократичными нравами двора «царика», бить челом невесть кому (происхождение «вора» туманно – по разным свидетельствам – то ли шкловский мещанин, то ли крещеный еврей, то ли попов сын из Москвы – но точно – что пьяница и ничтожество), и заседать в приказах и Думе рядом с «боярами» из простой шляхты, вроде И.М. Заруцкого, подписывать бумаги в приказах у думных дьяков – вчерашних простых торговцев, выполнять в войске приказы казачьих атаманов холопского происхождения, едва ли не бывших уголовников, или хорошего полководца, но перманентно пьяного «гетмана» князя Романа Рожинского, подходить к благословению непонятно почему именуемого патриархом Филарета Романова (к соблазну православных, при еще двух живых патриархах). Зато карьерный рост, грамоты на огромные земельные владения, воеводство в богатых городах, собственные отряды, возможность сквитаться с соседом за спорное сельцо или лесок. Множество знатнейших и влиятельнейших родов имели «перелетов» в обоих лагерях.
В Москве у законного государя, по «лествице» родов действительно старшего рюриковича, все продолжалось прежним порядком – назначения записывались в разрядные книги, никто не мог занять место выше, чем полагалось членам его семьи, царь – хитрый, подслеповатый, любитель «ушников», придворных интриг, ворожей, гадателей, не брезговавший отравительством, многократный предатель и клятвопреступник, свидетельствовавший смерть царевича Димитрия, затем его «воскресение», затем убивший того, кому присягнул, и опять засвидетельствовавший смерть и инициировавший канонизацию юного царевича. Заправляли при дворе его ничтожные братья – злобный, завистливый и бездарный князь Дмитрий со своей женой Екатериной, дочерью Малюты Скуратова, по нравам достойной отца, и тихий лицемер князь Иван по прозвищу Пуговка. Но наиболее честные люди все же стремились держаться Москвы – в хаосе даже неправедная, но законная власть была лучше никакой. В борьбе с социальным движением под лозунгом «справедливого царя Дмитрия», возглавлявшимся Иваном Болотниковым, получают боевой опыт будущие герои борьбы со Смутой М.В. Скопин-Шуйский и Д.М. Пожарский. Защищают Шуйского и тогдашние церковные иерархи и публицисты.
Тем временем в правящих кругах Речи Посполитой во главе с королем Сигизмундом III побеждает тенденция к вмешательству во внутренние дела погрязшего в хаос гражданской войны соседа. Какова предыстория этих событий, не первых и не последних в трагической истории взаимоотношений двух величайших славянских народов? До середины XV века Великое княжество Литовское доминировало в Восточной Европе. Пик его могущества пришелся на царствование Витовта, когда его брат Ягайло стал королем Польши, а внук Василий Дмитриевич – великим князем Московским. Огромная страна, от Литвы до Молдавии, с преимущественно православным населением, с выработавшимися государственной системой, богатым и красивым языком, начала после смерти его испытывать трудности – с запада Польская Корона переводила ее земли в свое подданство, с востока ее территории постепенно «отщипывала» укреплявшаяся держава государя всея Руси Ивана III, «Ивана Строгого», как почтительно и с опаской звали его в Литве.
Единоверие побуждало московских государей и их идеологов к борьбе за «воссоединение», однако уже к XVI столетию исторические судьбы Руси Великой, Белой, Малой, уже не говоря о Червоной, разошлись далеко. Через католическую Польшу, всегда ощущавшую себя частью западного мира, проникали передовые хозяйственные навыки и ремесла, в города привлекалось торгово-ремесленное население – от немцев и итальянцев до армян и евреев, взаимоотношения центральной власти и феодалов развивались в направлении роста независимости землевладельцев, города получали магдебургское право, большинство шляхетства и городских верхов к концу XVI века прошло через школьное образование, поляки и литвины учились в Падуе и Сорбонне, их мыслители переписывались с Эразмом Роттердамским, за 200 лет возникли университеты в Кракове, Замостье, Вильне. Ни одна конфессия не преследовалась, отсутствовала (к печали некоторых католиков) инквизиция, появилось славянское книгопечатание, научное знание уже дало Коперника. Произволу магнатов противостоял отчасти уже независимый суд.
Восточный же сосед жил в постоянном напряженном ожидании крымских набегов, порой уничтожавших даже столицу, жестоко подавлял иммунитет феодальной знати и проблески ее самосознания, все большая ее часть превращалась в помещиков, зависящих непосредственно от государственной власти. Города в большей части были не торгово-ремесленными центрами, а форпостами «фронтира» – заслоном на пути грабительского движения степняков, их жители имели не столь привилегии, сколь «службы». Проникновения светских знаний опасались как угрозы идентичности, католической экспансии, даже в православии «литвинов» сомневались, грамотность не была нормой для знати и даже духовенства… Если высшее сословие Речи Посполитой заключало с каждым королем договор, то в России царь считал, что «волен» в жизни и смерти своих «холопей». Поэтому проекты соединения единоверных земель не находили отклика у литовской элиты, несмотря на то, что к концу века православие уже отчасти дискриминировалось – они не могли занимать высшие должности в стране, католиком должен быть король, а подымавшаяся время от времени агитация в пользу избрания общим монархом Ивана Грозного, Федора Ивановича, даже «Дмитрия Ивановича» агитация не предполагала ничего более, чем номинальное и по возможности «заочное» царствование, жестко ограниченное и без права наследования.
Заметим, что обе стороны конфликта плохо понимали столь важные различия, почему король Сигизмунд III согласился с мнением тех членов своего окружения, которые полагали, что ослабленная Московия станет легким приобретением. Швед по рождению и воспитанию, ревностный католик-неофит (дом Ваза был протестантским), Сигизмунд плохо ориентировался в реалиях восточной Европы; воспламененный проповедями лидера польской контрреформации Петра Скарги, но, не имея возможности расправиться с протестантизмом и православием в своей стране, он стремился, неся «свет веры», на Восток.
Тем временем ситуация в России запутывалась все более. Тушинская столица превратилась в целый город, куда стекались тысячи возов с награбленными отрядами «царика» продуктами и товарами, со всего Подмосковья свезли, выгнав хозяев, избы, построив из них дома, хоромы, укрепления. Жестокость обложения присягнувших ему городов и уездов усугублялась еще и беззаконными грабежами отбившихся от своих начальников отрядов. Кроме того, группы шляхтичей начали самовольно приобретать «приставства» – т.е. грамоты на полное свое обеспечение жителями какого-нибудь уезда или волости. Подобный пример пришелся по вкусу и казакам, требовавшим того же и своим отрядам – «станицам». Тушинские грабежи толкнули массы обратно к поддержке царя Василия. Видя бесчинства людей «воровского царя», ограбление церквей, монастырей и епископской казны, жители начинали бороться уже и за веру, за свое духовное спасение. Осада Сапегой и Лисовским Троице-Сергиева монастыря, и его защита сыграли огромную роль в укреплении патриотизма, а воззвания его настоятеля Дионисия и келаря Авраамия Палицына возбуждали патриотические чувства.
Тем временем Василий Шуйский заключил союз со Швецией – тамошняя часть дома Ваза с момента низложения католика Сигизмунда и воцарения его дяди Карла IX находилась в состоянии войны с Польшей, в Прибалтике война шла почти постоянно. Союз был направлен против тушинцев, которые разделились на несколько группировок. Ценой уступок ряда земель и крепостей на северо-западе Шуйский получил наемное войско во главе с королевским родственником бароном Я. Делагарди, который соединившись с его родственником, кн. М.В. Скопиным-Шуйским, постепенно продвигался вглубь страны, уничтожая крупные и мелкие отряды разнообразной ориентации – от разбойно-казацких до профессионалов «лисовчиков», и наводя порядок; снята была осада Троице-Сергиева монастыря, вызвав чувство уверенности в победе. Популярность князя Михаила Васильевича, удачливого полководца, естественного наследника своих не имевших сыновей дядьев, двухметрового красавца и богатыря, достигла апогея во время его массовой встречи в Москве в апреле 1610 г. Лидер одной из мощнейших дворянских корпораций, рязанской, практически хозяин Рязанщины Прокопий Ляпунов почти открыто призывал его к занятию престола. Но храбрый военный, Михаил Скопин был политически наивен и пал жертвой отравления, в чем небезосновательно подозревали его дядю Дмитрия и его жену Екатерину. Шуйские своими руками уничтожили собственную династию.
Воспользовавшись как причиной русско-шведским союзом, Сигизмунд III в августе 1609 г. вторгся на русскую территорию, рассчитывая захватить Смоленск. Разгром под Клушином летом 1610 г. войск Шуйского подвел черту под царствованием Василия. Группировка Ляпуновых в альянсе с частью московского боярства совершила переворот и начала переговоры о кандидатуре сына Сигизмунда – королевича Владислава. Разные участники переговоров имели различное видение будущего. Одни хотели покончить с разрухой и войной, не загадывая в будущее, пока согласившись признать кого угодно – Владислава, его опекуна Сигизмунда и пр. Другие, наиболее знатные и влиятельные лидеры русской элиты – кн. В.В. Голицын, митрополит Филарет Романов – соглашались только на Владислава, при условии принятия им православия. Вел переговоры Станислав Жолкевский, талантливый и образованный политик и полководец, попавший между двух огней. «Последний представитель ренессанса», как считают его в Польше, он был сторонником религиозной свободы, родиной его была южная Украина, он был католиком, но часть его родни исповедовала православие. В планах его была огромная и могучая федерация славянских народов, уважающих все христианские конфессии, под скипетром сына своего короля, к ногам которого он положил победу над исконным соперником и даже пленного царя. Однако недальновидная политика Сигизмунда и его окружения, не пустившего королевича в Москву и не позволившего даже намека на возможность принятия православия (правда, и у обеих сторон вызвали отторжение тонкие резоны Жолкевского: что королевич еще мал, и лишь выросши, сможет решить вопрос своей религии). Проекты Жолкевского (а по подписанному им договору сохранялись территориальная целостность страны, права всех сословий, неприкосновенность имущества и даже система занятия должностей), не устроили Сигизмунда, а его советники были настолько далеки от реальности, что воспринимали как варварское все, что было расположено за Брестом и носились с идеями превращения Московии в колонии типа испано-американских. Поэтому российская корона почти не коснулась его головы, разделив судьбу шведской.
Народ же от Москвы до отдаленных районов сначала положительно воспринял возможность царя Владислава Сигизмундовича, ему начали присягать и ждать прибытия. Не смущал даже польско-литовский гарнизон, вошедший в Кремль. Но шли месяцы, королевич не ехал, сформированное от его имени правительство, набранное из как профессионалов-дьяков, так и из выдвинувшихся при оккупантах лиц, стало терять доверие. Воевода Смоленска М.Б. Шеин готов был присягнуть Владиславу, но держал героическую оборону против его отца, требовавшего присяги самому себе. Большинство регионов еще в период борьбы с тушинцами уже жила вполне автономной жизнью. Воеводами часто становились лидеры местного дворянства, тесно сотрудничавшие с посадом (что было немыслимо прежде, когда Москва специально посылала не связанных с регионом дворян). Составляя вместе с черносошными крестьянами уездное «земство», они решал местные вопросы, распоряжались «оброчными статьями» – таможнями, перевозами, кабаками и пр., создавали ополчение и обороняли свой уезд, заключая союзы с другими городами. Переписка тех лет показывает рост ответственности и человеческого достоинства и, если ранее в московский приказ писали (будучи хоть князьями) «Петрушка» или «Семейка», между Ярославлем и, скажем, Нижним, переписывались «Господин Петр Иванович с господином Семеном Федоровичем». К концу 1610 г. значительная часть общества потеряла терпение. В воздухе носилась идея созыва Земского собора и избрания на нем государя, которого, видимо, укажет Бог. Решительный П.П. Ляпунов начинает собирать ополчение, куда зовет остатки тушинских отрядов, не примкнувших к Сигизмунду (даже Сапегу). Мартовское восстание в Москве 1611 г. окончательно порывает связи королевского правительства в Москве – «Семибоярщины» – с большей частью страны. В его пламени гибнет город, тысячи жителей, в том числе один из авторитетнейших вельмож, кн. А.В. Голицын, принявший Владислава, но не допускавший сдачи страны Сигизмунду; тут же начинается боевая слава Д.М. Пожарского. Следующие полтора года – время строительства сначала одного, а потом другого ополчения. Власть практически переходит к временному правительству «боярам и воеводам», «всей земле». Во главе – Прокопий Ляпунов, и два тушинских боярина – кн. Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий. Указы с их новой «земской», то есть народной эмблемой – черным одноглавым орлом – рассылаются повсеместно, дворянам велено собираться в войско под Москву для ее освобождения и выручки «плененных» бояр, посадам – посылать средства и провиант, казакам и городовым дворянам обещаны земли и оклады. 30 июня 1611 года в таборах под Москвой приговором впервые эпоха упоминается как «смутное время». Начинают функционировать приказы – Поместный (наделяющий землями), Разрядный (военное ведомство). Посольский, Четвертные (по сбору налогов); туда из Москвы утекает большинство дьяков и подьячих – у бюрократии развито чувство самосохранения и выгоды. Но несмотря на героические бои с посланными королевскими войсками, взять Москву не удается – конфликт между дворянством (добившимся в упомянутом «приговоре 30 июня» возвращения прежних прав на холопов и пр.), и вчерашними холопами – казаками – заканчивается убийством ими Ляпунова – наиболее талантливого и масштабного политика и лидера движения, и уходом из войска дворян. Ополчение заходит в тупик, казаки пытаются возродить наиболее архаичные формы управления – собирают «круги» и определяют себе новые «приставства». Впрочем, и польские власти не имеют решительного военного и политического перевеса, у сейма нет денег для короля.
В этой ситуации именно «земство» – широкий фронт в составе городского населения, уездных служилых людей, свободного крестьянства спасает положение. В Нижнем Новгороде как обычно, с начала года (1 сентября 1611 г.) приступает к обязанностям новый выбранный земский староста – глава посадского населения – торговец мясом Козьма Минин. Он становится инициатором нового ополчения. Построенного на совершенно ином принципе. Нижегородцы давно проявили свою сплоченность – их дворянство не слишком родовито и не чванливо, купцы и ремесленники умеют владеть оружием, немало в уезде и верных присяге служилых татар и даже опытных наемных западноевропейцев. Нижегородская земля не покорилась тушинцам, отбила даже искусного Лисовского. Мощный каменный кремль не по зубам никаким «ворам». Ополчение нижегородцев не раз выходило и разбивало тушинцев и в соседних уездах.
Минин собирает горожан и понимая, что главное – деньги, добивается экстраординарных сборов. Подбирает он и военного вождя. Не лишено вероятия, что с Д.М. Пожарским, крупным землевладельцем, а значит, поставщиком на рынок товарного скота, он был знаком и ранее. У них общий святой патрон – оба в крещении Козьмы. Во всяком случае, к моменту предложения им нижегородским верхам своего проекта ополчения по словам летописцев, у них уже было «по слову» т.е. все обговорено. Армия формируется наемная, из тщательно отбираемых служилых людей, которым платят деньгами, причем довольно много, и обещают поместья. Набирают и казаков, но еще более жестко. Ополчение медленно движется по северо-востоку, постепенно очищая от воровских шаек Поволжье, ставя свои гарнизоны, приводя к покорности или сменяя администрацию не только Семибоярщины, но и первого ополчения. Центром освобожденных районов делается Ярославль, где сформирован «Совет всей земли», в составе нескольких вельмож с громкими именами, церковных иерархов, где тоже возникли приказы, раздающие поместья, рассылающие воевод по городам, куда стекаются средства, занятые или полученные в дар от крупнейших купцов и промышленников – Строгановых, Никитникова. Ведутся переговоры с представителями Швеции и Священной Римской империи о возможных кандидатурах на престол. Чеканятся деньги – причем с именем царя Федора Ивановича, последнего со всех точек зрения «законного» монарха. Всем управляет формально подписывающийся много ниже бояр стольник князь Пожарский и «выборный человек всею землею» К. Минин. Они выжидают – Заруцкий начал авантюру в попытке признать царем сына Марины Мнишек (по слухам, и его), часть подмосковных казаков присягает третьему Лжедимитрию, объявившемуся во Пскове. Авраамий Палицын из Троицы торопит ярославцев под Москву, правда, изворотливый келарь уже заручился грамотами на монастырские земли и у Сигизмунда. Политический крах постигает руководство подмосковных таборов после неудачной попытки покушения на Пожарского. Вскоре Заруцкий с верными ему казаками уходит – путь на Москву свободен. В боях 22-24 августа 1612 г. Пожарский и Минин при поддержке в самый решительный момент казаков, сумели выдержать бой с одним из лучших полководцев тогдашней Европы, гетманом Я.К. Ходкевичем, который вынужден был уйти, оставив гарнизон и бояр на милость осаждавших. 26 октября они вошли в Кремль, в числе «сидельцев» в котором был и сын Филарета Миша Романов. «Совет всей земли» во главе с Трубецким и Пожарским действовал примерно до 25 февраля 1613 г. Существует много разных мнений о собравшемся тогда избирательном Земском соборе, и о том, почему на престол был избран 14-летний мальчик, внучатый племянник царя Федора Ивановича. Никаких официальных документов, кроме итогового – «Утвержденной грамоты» о его выборе, не сохранилось. По слухам, дебатировались кандидатуры ряда вельмож, в т.ч. Д.Т. Трубецкого, королевича Владислава. Пожарский вроде бы был сторонником шведского принца, далекого от местной олигархии. Однако, вероятно благодаря казакам, составлявшим большинство вооруженного населения Москвы, в это время (дворяне разъехались по поместьям), избран был Михаил Федорович, сын Филарета Никитича, с тушинских времен популярного среди казаков. Агитировали за него, в частности, такие златоусты, как Авраамий Палицын и близкий к Пожарскому зарайский протопоп Димитрий, ездивший в Кострому в составе делегации, просившей Михаила и его мать на царство.
Смутное время формально завершилось, но нестроение продолжалось еще долго – только летом окончательно разгромили Заруцкого с Мариной и позднее его и его маленького сына казнили, а ее уморили в тюрьме. Начались казачьи мятежи – они требовали уплаты за службу, стояли большим лагерем под Москвой, были с трудом разбиты. Неудачами закончились чуть ли не сразу начатые походы против шведов к Новгороду и против поляков к Смоленску. Разъезды войск Сигизмунда, часто под началом видных бывших московских политиков, появлялись под стенами Москвы. По стране «гуляли» отряды лисовчиков, в 1617 г. подросший королевич Владислав решил серьезно побороться за престол и безуспешно осаждал Москву. «Королевичев приход» завершился Деулинским перемирием 1618 г., и приходом к власти освобожденного из плена Филарета. Ранее, в 1617 г., был заключен Столбовский мир со Швецией, по которому ценой уступок остатков прибалтийских территорий возвращен был Новгород. Последним аккордом старого противостояния был Поляновский мир с Речью Посполитой – армия Шеина была разгромлена под Смоленском, но Владислав IV отказался от претензий на московский трон и признал царский титул Михаила Федоровича. Преодоление Смуты шло медленно и тяжело. Недаром XVII век называли «бунташным». Различные социальные слои страны требовали повышенного внимания, одной из самых тяжелых тем было «посадское строение» – возвращение в тягло, т.е. к уплате государственных сборов, торгово-ремесленного населения, разошедшегося из государственных городов по слободам, принадлежавшим могущественным владельцам – монастырям, влиятельным вельможам. Таким же образом крестьяне, еще не полностью закрепощенные, уходили из небогатых поместий в огромные латифундии тех же духовных корпораций и «сильных людей». К середине века кризис назрел – мелкое и среднее дворянство, составлявшее основную военную силу и кадры администрации, не могло более служить без кормившего его крестьянства, а посадские люди не могли и не желали платить налоги за собратьев, живших в освобожденных от сборов «обеленных» слободах. Союз этих сил вылился в революционные события 1648-1649 гг. и вынудил правительство принять «Соборное Уложение 1649 г.», первый свод законов России Раннего Нового времени, закрепивший права и обязанности сословий, закрепостивший крестьянство, а в иной степени – и прочие социальные группы. До второй половины века продолжают действовать Земские соборы, на них цари выносят обсуждение важнейших вопросов, депутаты их соглашаются, а иногда и оспаривают возможность финансирования тех или иных войн. Освоение громадных сибирских и южных пространств, изобилие сырьевых ресурсов для внешней торговли (меха, хлеб), ведет к экстенсивному развитию экономики, поэтому невелики потребности в развитии ремесла, мануфактур, в светском образовании, развивающемся очень медленно, еще и в связи с обособленностью православной культуры в Европе. Укрепление абсолютизма постепенно сводит на нет земские соборы, затвердевает и множится бюрократический аппарат, с ним пытается бороться казачество: С.Т. Разин пытался, но не смог повторить удачный опыт соседей – украинцев, основавших под руководством Богдана Хмельницкого новое государство с казачеством как господствующим классом. Городские восстания на короткое время выводят посадских людей на политическую арену, но слабость экономического развития не дает возможности прогресса по западноевропейскому образцу. Позиция крепнущей державы по отношению к своим польско-литовскому и шведскому соседям, преобразуется из оборонительной в наступательную, осуществляя к концу века присоединение сугубо российских территорий и превратив в подчиненную автономию большую часть Украины. Уроки Смуты помнят внуки Д. Пожарского, Д. Трубецкого, Ф. Шереметева, М. Шеина, они по большей части – на стороне Петра в его борьбе за власть.
Смута оказалась не только итогом XVI века, она не ослабила поступательного развития от Российского царства к жестко организованной империи, напугав общество хаосом и заставив приветствовать твердую бюрократическую государственность, в то время как в польско-литовском государстве началось движение по нисходящей, приведшее к критическому ослаблению центральной власти и распаду страны в следующем столетии.
